Давай-ка вместе прыгнем на луну!
Кофейню я приметил там одну,
где в чёрном кофе лунно горький вкус,
где саксофон поёт «лунатик блюз».
А ТЬМА ВЕСНОЮ ТАК ГУСТА
А тьма весною так густа —
хоть мажь её на хлеб!
Черней вороньего хвоста.
Неужто я ослеп?!
И мёдом пахнет, а на вкус
отчаянно горька.
Течёт по телу чёрный мусс…
Течёт во тьме река…
И ночь вдоль песенной строки
течёт сквозь наш альков.
Не угадать во тьме руки.
Не увидать зрачков.
Скользя от локтя до плеча,
ладони робко врут.
Неужто ночь так горяча,
гладка и словно трут,
готовый вспыхнуть сей же миг
от искорки одной!?
И этот миг он нас настиг,
когда с тобой о дно,
о дно блаженной темноты
ушиблись мы вдвоём.
О как светло горела ты
весенним ярким днём!
***
Ах день святого Валентина!
Соблазн слов, соблазн рифм…
Но на словах давно патина…
В зубах завязла рифм рутина…
И затянуло вязкой тиной
любовный риф.
И где мурашки, что по коже
скакали с резвостью кобыл?
И сколько дней «валенто» схожих
Прошло? (Тоска по ним так гложет!)
Ну, пусть прошли! Ну, пусть… но всё же…
Я их любил…
И вот ты, друг мой молчаливый
сидишь, направив мимо взор.
Твои глаза — две чёрных сливы.
Ну, пусть не чёрных! Но красивых!
Я их лукавые разливы
храню с тех пор,
когда все дни мы различали
на цвет, на запах и на вкус.
Когда всё было там — в начале…
Но, в ком сплетённые, печали
на нас с горы стремглав помчали —
наш вечный груз…
И пусть, о друг мой терпеливый,
глядишь ты мимо, иль в упор,
глядишь, смирив «души порывы» —
неважно!
В ложе из крапивы
мы вместе — двое не счастливых.
Всё остальное — вздор.
***
Слова, толпясь и кувыркаясь,
со злых моих срывались губ.
Нет, не Пегас… быть может, аист,
летевший мимо, был так груб,
что оттолкнул слова крылами,
когтистой лапой пнул он их.
И я тонул в словесном хламе,
слагая кубиками стих.
Слова вертелись, не давались,
сворачивались в серый вал.
Молился и мольбу, как талес,
на них, упрямых, надевал.
В болоте слов от кочки к кочке
я, как Давид пред алтарём,
скакал.
Рифмованные строчки…
Стих есть…
Но это не псалом…
***
Невесома, незрима, но суща — жива,
только с краю немного примята,
на поляне моей всё растёт трын-трава,
маскируясь под дикую мяту.
Мне бы лучше полынь, мне бы хоть лебеда…
Пусть бы горько, ну, пусть бы хоть как-то!
Но растёт-вырастает трава трын-беда
неотъемлемым жизненным фактом.
Застилает глаза, лезет в уши — шуршит.
Нет ни запаха в ней и ни цвета.
И в её безразличной и ровной глуши —
тишина и отсутствие ветра.
Хоть кричи! Хоть заплачь! Хоть себя сам ударь!
Хоть покорно кивай головою.
Но висит на стене отрывной календарь —
все листки поросли трын-травою.
***
Давай-ка вместе прыгнем на луну!
Кофейню я приметил там одну,
где в чёрном кофе лунно горький вкус,
где саксофон поёт «лунатик блюз».
Там ветра нет, нет бурь и нет снегов.
Там лунный шаг, как шесть земных шагов.
Там в шесть раз легче самый тяжкий груз.
И там всегда звучит «лунатик блюз»
А без меня вам не попасть туда,
где в лунном свете блещут города.
Земля на небе — голубой арбуз!
И там везде звучит «лунатик блюз»
Там в лунном море тысячи наяд
качают и лелеют звукоряд.
А девять юных, но не лунных муз
там промолчат для нас «лунатик блюз»…
Давай-ка вместе прыгнем на луну,
где ветра нет, нет бурь нет и снегов,
где лунный шаг, как шесть земных шагов…
